Бездействие как путь к безнаказанности

Десять лет спустя события Революции достоинства прочно укоренились в украинском общественном мнении как переломный момент в истории независимой Украины. За это время они даже успели стать частью школьного курса истории. Впрочем, до сих пор отсутствует квалификация преступлений против участников Революции достоинства: были ли они преступлениями против человечности? Ясность могли бы внести Международный уголовный суд (МУС) или украинские суды, однако на сегодняшний день ее нет.

Хуже всего, что такое положение вещей обусловлено не тем, что судебный процесс затягивается из-за побега обвиняемых или из-за огромного количества доказательств, которые должен исследовать суд, а тем, что по далеким от права причинам даже не сложилось предпосылок для того, чтобы на международном или национальном уровне состоялся бы судебный процесс, в ходе которого был бы рассмотрен вопрос об ответственности конкретных лиц за акты насилия или преследования против участников Революции достоинства как за преступления против человечности.

За эту ситуацию, которая не вызывает никакой эмоции, кроме глубокого разочарования, и очень далека от идеалов международного уголовного правосудия и идеи предотвращения безнаказанности международных преступлений, Гаага и Киев ответственны равным образом.

Скоро исполнится десять лет с момента, когда Украина впервые признала юрисдикцию Международного уголовного суда (МУС), воспользовавшись статьей 12(3) Римского статута МУС от 1998 года (РС), позволяющей государствам признавать юрисдикцию этого международного судебного учреждения ad hoc (для конкретного случая), не ратифицируя Римский статут. Хотя в Украине первый случай признания юрисдикции МУС обычно связывают с заявлением Верховной Рады Украины (ВРУ) от 25 февраля 2014 года, однако сам суд последовательно считает, что его юрисдикция по поводу событий в Украине вытекает из ноты Министерства иностранных дел Украины от 17 апреля 2014 года, которая основывалась на заявлении ВРУ.

Как бы там ни было, мотивы этих шагов украинской власти были очевидными. Признание Украиной юрисдикции МУС было реакцией на многочисленные случаи насилия и преследований, которым подверглись участники Революции достоинства в ноябре 2013-феврале 2014 года. В своем заявлении от 25 февраля 2014 года ВРУ прямо назвала их преступлениями против человечности, которые согласно статье 7(1) Римского статута МУС от 1998 года (РС) определяются как убийства, пытки, преследования и другие бесчеловечные деяния, совершенные в рамках широкомасштабного или систематического нападения, направленного против любого гражданского населения.

25 апреля 2014 года Офис Прокурора МУС (ОП МУС) начал так называемое предварительное изучение ситуации в Украине в период между 21 ноября 2013 года и 22 февраля 2014 года. В рамках этой процедуры ОП МУС должен был выяснить, достаточно ли оснований полагать, что в рамках этой ситуации произошли преступления, относящиеся к юрисдикции МУС, в частности преступления против человечности, и достойны ли эти преступления внимания суда.

К сожалению, предварительное изучение ситуации в Украине изначально находилось в “замороженном” состоянии. Главной причиной этого, по-видимому, была консервативная позиция Офиса Прокурора МУС. В отчете о ходе предварительного изучения ситуаций за 2015 год, с одной стороны, отмечается, что “акты насилия, вероятно совершенные украинскими властями в период с 30 ноября 2013 года по 20 февраля 2014 года, могут составлять “нападение, направленное против гражданского населения” согласно статье 7(2)(a) [РС]”, а, с другой стороны, констатируется, что “есть ограниченная информация, подтверждающая вывод о том, что вероятное нападение, совершенное в контексте протестов на Майдане, было широкомасштабным или систематическим”.

В следующих отчетах за 2016, 2017, 2018, 2019 и 2020 годы Офис Прокурора МУС настойчиво повторял эту позицию. Говоря простым языком, в ОП МУС не вызывало сомнений, что акты насилия и преследований против участников революции достоинства произошли и носили неединичный характер, однако Офис считал, что количества таких актов все же недостаточно для того, чтобы считать их широкомасштабными или систематическими, как это предполагает определение преступлений против человечности в статье 7(1) РС.

Конечно, широкомасштабность и систематичность как признаки преступлений против человечности оставляют правоприменителям широкое поле для рассмотрения (дискреции) по оценке соответствующих событий, однако, с другой стороны, международное право не предусматривает, что о преступлениях против человечности может идти речь только в случаях, когда количество актов насилия (преследований) составляет десятки или даже сотни тысяч. Поэтому создается впечатление, что сдержанная позиция Офиса Прокурора МУС была предопределена соображениями не юридического, а бюрократического характера.

За сдержанностью правовых оценок скрывается опасение, что признание актов насилия (преследований) в отношении участников Революции достоинства преступлениями против человечности заставит ОП МУС давать аналогичную правовую квалификацию схожим по масштабу ситуациям в других странах, а это в итоге может оказаться несоразмерным с кадровыми и финансовыми возможностями Офиса.

Полноценное расследование ситуации в Украине, которое Офис Прокурора МУС начал в марте 2022 года после того, когда российское вторжение в Украину приобрело максимально широкие масштабы, формально охватывает и период между 21 ноября 2013 года и 22 февраля 2014 года, однако крайне сомнительно, что ОП предпочтет дела десятилетней давности делам по военным преступлениям, которые фиксируются чуть ли не каждый день, начиная с 24 февраля 2022 года. Особенно с учетом того, что никуда не делась скептическая позиция Офиса по поводу правовой квалификации событий 2013-2014 годов как преступлений против человечности.

Нехватка внимания МУС к событиям 2013-2014 годов могла бы компенсировать эффективное национальное расследование, поскольку принцип комплиментарности, лежащий в основе деятельности МУС, в конечном счете возлагает основное бремя уголовного преследования и наказания международных преступлений на государства, а не на МУС. Однако в Украине эффективного расследования событий 2013-2014 годов, по сути, не произошло. Правовой квалификации актов насилия и преследований касающихся участников Революции достоинства как преступлений против человечности препятствует то, что украинский уголовный закон не знал такого вида преступления по состоянию на 2013-2014 годы, и не знает его поныне.

Принятый в 2021 году Закон “О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины об имплементации норм международного уголовного и гуманитарного права” устраняет этот пробел, однако он уже почти три года не подписывается Президентом Украины и потому не вступил в силу. Конечно, можно сказать, что вступление в силу этого закона ничего не изменит в делах о событиях произошедших ранее, ведь уголовный закон не имеет обратного действия во времени. Однако есть немало примеров того, как иностранные государства, например Латвия или Эстония, применяли новые уголовные законы, устанавливавшие ответственность за международные преступления на национальном уровне, к событиям прошлого, и при этом такая практика получала одобрение со стороны Европейского суда по правам человека, ведь в схожих ситуациях национальные законы лишь подтверждают факт того, что соответствующие деяния уже были признаны ранее преступлениями международным правом.

В любом случае сложно назвать успешной попытку украинских органов уголовной юстиции преследовать акты насилия и преследований, совершенных против участников Революции достоинства, не как преступления против человечности, а как “общеуголовные” преступления (например, как “обычное” умышленное убийство или превышение власти или служебных полномочий).

Многие дела были закрыты в связи с истечением сроков давности, хотя согласно международному праву преступления против человечности не имеют срока давности. В тех же случаях, когда дело все же завершалось обвинительным приговором, например дело об убийствах на Майдане Незалежности 20 февраля 2014 года, суды при отсутствии законодательного положения о преступлениях против человечности рассматривали отдельные эпизоды насилия или преследований “изолированно” от общей канвы событий ноября 2013-февраля 2014 года, что в итоге юридически скорее отрицает, чем подтверждает, что такие эпизоды были контекстуально связаны между собой.