“Я осталась в оккупации, потому что не могла бросить собаку”

— Меня зовут Витковская Наталья Федоровна. Я учительница в лицее. Проживаю в Бородянке на Киевщине, тут пережила российскую оккупацию.

— Каким для вас был первый день полномасштабного вторжения РФ?

— У нас дом двухэтажный, на второй этаж все время кто-то выходил и смотрел, с какой стороны зарево, что да как. Потому что с одной стороны у нас Гостомель, а россияне шли с другой стороны — с севера. Слышали грохот, звук самолетов, а потом начались взрывы. Мы семьей организовали дежурство, чтобы знать, откуда летит. Дело в том, что у нас двухэтажный дом, с нами тогда был еще внук, ему 2 года. Каждый раз мы бегали в погреб, а подниматься наверх было сложно, поэтому, мы дежурили, чтобы понимать, когда опасно, и надо идти в погреб.

Также мы поставили металлическую защиту на окна на всякий случай и с соседями сделали общий чат, чтобы делиться информацией. Но, по большому счету, он нам не пригодился, потому что почти сразу пропал свет и связь. А еще первый день мне запомнился тем, что мы вышли из дома в надежде купить продукты, но магазины уже были практически пусты. Поэтому, дальше мы просто сидели в погребе, выглядывали, чтобы узнать, что происходит, где гремит, откуда летит.

— Как для вас началась оккупация?

— Оккупация началась с пожаров. Помню, что седьмого марта моя коллега писала, что у них по улице уже ходят оккупанты и проверяют жилье. Это была последняя переписка, потом уже связи не было. А к нам оккупанты пришли 9-го марта, так себе мини-колонна зачистки и немного техники, на которой сидели снайперы. В наш дом вошло восьмь человек: буряты и один русский. Осмотрели весь дом. Говорили, что ищут бандеровцев. Я их спросила, зачем они вообще пришли в Украину, но они почти не вступали в дискуссии. Но был у нас разговор с российским офицером, и он, опять же, спрашивал, где “нацики”, а также интересовался нашим бытом, а мы в который раз спрашивали, зачем они пришли. Мы пытались объяснить, что освобождать нас не надо, что русскоязычных тут никто не дискриминирует. Я говорила, что сама когда-то преподавала русский язык. А они все про Бандеру и националистов вспоминали. Такое ощущение, что они действительно не понимали, что их здесь никто не ждал.

Их было три волны. Первая — проходили колонны через Бородянку. И к нам они не возвращались. А числа примерно 15-20-го марта пришла вторая волна. Они были одеты не с иголочки, как в первой волне, а уже немного обшарпанные.

Искали, где согреться, стягивали из домов одеяла в подвалы и там обустраивали свои лежбища. А третья волна — это были совсем оборванцы. Просто ужас, словами не передать. Как бездомные лазили по соседским домам. Нас они в основном не трогали, только проверили дом. Но соседа побили за то, что курил ночью в окно. Думали, что таким образом — огоньком от сигареты, он подает сигнал партизанам или ВСУ.

— Были ли вы свидетелем преступлений российских военных?

—  Они мародерствовали. Вот, например, обчистили дом соседа на улице Новая, 7. Также залезали в окна домов, забирали имущество и грузили его в машины.

— Вы видели, как российские военные пытают или убивают гражданских?

— Нет, потому что мы почти никогда не выходили из дома и были всегда только на своей улице.

— Почему вы не эвакуировались из Бородянки?

— Во-первых, я нас не было горючего. Мы с мужем все отдали детям, чтобы они могли выехать. Во-вторых, у нас собака, алабай, мы не могли его бросить. В-третьих, мы не хотели ехать к кому-то и кого-то объедать, когда у нас есть имущество и запасы. И главное — это моя земля, почему я должна уступать тому, кто лезет на мою территорию?

— Еще до войны вы могли подумать, что будет полномасштабное вторжение?

— Я понимала, что отношения с Россией уже портились, но в то, что они пойдут на такое, я не верила до последнего.

— Вы готовились к возможному полномасштабному вторжению?

— За день до вторжения муж с сыном начали говорить, что надо какие-то вещи сложить, а уже 24-го у меня был и тревожный чемоданчик сложен, и все документы. А до этого я особо никак не готовилась.

— Что вы можете рассказать про бомбардировки Бородянки российской авиацией?

— Ужас! Такого звука самолета, когда он заходит на бомбардировку, я раньше не слышала. Было страшно, мы бежали в погреб. Когда сидели в погребе, все внутри дрожало. Бомбы падали приблизительно в 400 метрах от нас, а ощущалось очень, очень сильно. Моя невестка закрывала ребенка собой, было очень страшно, я вам не могу это передать. Потом наши дети с внуками эвакуировались, а мы с мужем как-то приспособились к такой жизни.

— Что с вашим имуществом?

— Частично повреждено. Слава Богу, дом выстоял, но на крышу прилетел обломок: побит шифер, пристройка повреждена, кругом трещины. Жить есть где, но от ударных волн образовались щели возле окон. Я не знаю, как пережить зиму. Но по сравнению с другими пострадавшими людьми, которые вообще потеряли все, нас Бог миловал.

— Что вы почувствовали, когда Бородянку освободили?

— Огромное счастье! Но и тревога внутри все еще остается. Что они были тут, что топтались по нашей земле, что натворили беды.

— Изменилось ли ваше отношение к русским?

— Даже несмотря на то, что у моих друзей там родственники, и я очень хорошо с ними знакома, я не знаю, как поступлю когда-нибудь, но сейчас не хочу с ними разговаривать. Пока не знаю, что должно случиться, чтобы я села с ними за один стол. Мне жаль матерей русских солдат, но, с другой стороны, если они отпустили своих сыновей нас убивать, они не заслуживают сочувствия. Земля им бетоном.