Какие военные преступления скрываются за уничтожением Каховской ГЭС?

Ввиду того, что ГЭС находилась на оккупированной Россией территории, а Украина не имеет дистанционных способов поражения, способных разрушить настолько большой инфраструктурный объект, ответственность за разрушение дамбы, очевидно, лежит на российских военных. Политики и эксперты уже назвали уничтожение Каховской ГЭС военным преступлением, однако с юридической точки зрения речь идет не об одном военном преступлении, а о их совокупности.

1. Оценивая разрушение Каховской ГЄС как военное преступление, представители украинской власти (1, 2) и гражданского общества (3, 4), последовательно апеллируют к статье 56(1) Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 1949 года, касающегося защиты жертв международных вооруженных конфликтов от 1977 года (ДП I). Согласно ей, так называемые установки и сооружения, содержащие опасные силы, к числу которых относятся и дамбы, не должны становиться объектом нападения даже в тех случаях, когда такие объекты являются военными объектами, если такое нападение может вызвать высвобождение опасных сил и последующие тяжелые потери среди гражданского населения. В свою очередь статья 85(3)(с) ДП І называет нападение на установки и сооружения, содержащие опасные силы, серьезным нарушением международного гуманитарного права (МГП), то есть военным преступлением. Хотя, на первый взгляд, такая правовая оценка ситуации выглядит логичной, она все же не является правильной. Согласно статье 49(1) ДП І нападения означают акты насилия в отношении противника, независимо от того, совершаются ли они при наступлении или при обороне. Из этого следует, что под нападением на дамбу в статье 56(1) ДП І имеется в виду военная операция, направленная против дамбы, которая находится под контролем противоположной стороны международного вооруженного конфликта (МВК). В процессе переговоров по заключению ДП І стороны этого международного договора принципиально включили в текст статьи 56(1) слово “нападение”, а не более обтекаемое слово “разрушения”, чтобы предусмотренный этой статьей запрет не касался уничтожения установок и сооружений, которые находятся под контролем стороны МВК. Отдельно взятые страны настояли на этом, поскольку в силу своего географического положения рассматривали потенциальное уничтожение дамб на своей территории как важный элемент защиты от внешней агрессии. Следовательно, нарушением статьи 56(1) ДП І можно считать дистанционные удары российских войск по дамбам на реке Ингулец или по дамбе Карловского водохранилища, однако не уничтожение Каховской ГЭС, потому что последняя находилась под контролем россиян.

2. Впрочем, разрушение Каховской ГЭС следует рассматривать как другое серьезное нарушение МГП, а именно — как крупномасштабное уничтожение имущества, не вызванное военной необходимостью и осуществленное незаконно и бессмысленно, предусмотренное статье 147 Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны от 1949 года (ЖК IV) и статьей 8(2)(а)(iv) Римского статута (РС). Нет сомнений, что уничтожение сооружения ГЭС, стоимостью в миллиарды гривен, как и разрушение вследствие последующего наводнения тысяч зданий и домов и другого имущества, соответствует критерию широкомасштабности. Точно так же нет сомнений в том, что совершенное нельзя оправдать военной необходимостью, например, попыткой сорвать возможную десантную операцию Вооруженных Сил Украины (ВСУ) через Днепр. Если такая цель на самом деле преследовалась, учитывая преимущество российских войск в авиации и ракетном вооружении, она гипотетически могла быть достигнута ими и без разрушения Каховской ГЭС.

3. Кроме предотвращения вероятных наступательных действий ВСУ, те, кто подорвал ГЭС, очевидно, пытались еще и причинить непосредственный вред личному составу, имуществу и позициям ВСУ на правом берегу и на островах в устье Днепра, направив на них разрушительную силу воды. Поэтому, в таком контексте вызванное разрушением Каховской ГЭС наводнение можно считать нападением в понимании статьи 49(1) ДП І. Это нападение имеет явно неизбирательный характер, потому что наводнение причиняет вред всем людям и объектам, которые встретятся на его пути, вне зависимости от того, являются ли эти люди комбатантами или гражданскими лицами, а имущество — военным или гражданским. И эту неизбирательность нельзя обосновать соображениями получения военного превосходства. Наводнение, вызванное разрушением дамбы, заведомо могло принести россиянам только ограниченные военные достижения в виде отодвигания украинских позиций на несколько километров и причинения украинским военным вреда, который вряд ли стал бы для них ощутимым. Это явно не стоило того, чтобы подвергать опасности тысячи людей и гражданских объектов. В результате есть основания для вывода, что произошло военное преступление в виде умышленного совершения нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной случайных потерь жизни и ранений среди гражданских лиц или причинит ущерб гражданским объектам, который будет явно чрезмерным в сравнении с конкретным и непосредственно ожидаемым военным превосходством. (статья 85(3)(b) ДП І, статья 8(2)(b)(iv) РС).

4. Если рассматривать наводнение, которые возникло в результате разрушения Каховской ГЭС, как нападение российских военных на личный состав, имущество и позиции ВСУ, нельзя игнорировать и то, что такое нападение причинило ущерб окружающей среде. Причем, по оценкам экспертов, речь идет о разрушении экосистемы целого региона. Такой ущерб выглядит явно чрезмерным по сравнению с ожидаемым военным превосходством. Следовательно, есть достаточные основания полагать, что было совершено еще одно военное преступление — умышленное совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной обширного, долгосрочного и серьезного ущерба окружающей природной среде, который будет явно несоизмерим с конкретным и непосредственно ожидаемым общим военным превосходством. (статья 8(2)(b)(iv) РС).

5. Согласно нормам МГП страна-оккупант должна защищать население на оккупированных территориях от последствий войны. В контексте уничтожения Каховской ГЭС эти обязательства требовали от российских военных провести заблаговременную эвакуацию жителей оккупированных территорий, жизни которых могла угрожать опасность вследствие наводнения. Поскольку такая эвакуация не состоялась, смерть тех, кто погиб в результате наводнения на оккупированных территориях, должна квалифицироваться как умышленное убийство (статья 147 ЖК IV, статья 8(2)(а)(і) РС), поскольку согласно международному праву, умысел на убийство присутствует тогда, когда лицо осознавало, что его действие или бездействие может привести к смерти человека.

6. Наконец, то, что российские военные препятствовали эвакуации жителей затопленных населенных пунктов Левобережья, можно рассматривать как бесчеловечное обращение (статья 147 ЖК IV, статья 8(2)(а)(іі) РС), поскольку принуждение людей к пребыванию в небезопасных для их жизни и здоровья условиях является одновременным посягательством и на здоровье человека, и на человеческое достоинство, что в совокупности и составляет бесчеловечное обращение.