Пока есть хоть какая-то надежда — надо искать пропавших без вести

В базе, собранной глобальной правозащитной инициативой “Трибунал для Путина” (Т4Р), сейчас более 4150 пропавших без вести гражданских лиц. Из них 2951 случай можно квалифицировать как насильственное исчезновение, причем речь идет о 93 детях. По данным офиса Омбудсмана, общее количество украинцев, пропавших без вести при особых обстоятельствах или незаконно лишенных личной свободы в результате вооруженной агрессии РФ против Украины, гораздо больше: 25 тысяч человек — здесь учтены и военные, и гражданские.

— Обращений много, — говорит руководитель харьковской приемной организации, адвокат Тамила Беспалая. — Юристы ХПГ ведут более 200 таких дел. Прошло всего пару дней, как освободили Роботино в Запорожской области, а к нам уже обратилось четыре человека оттуда. У них пропали родные. Поэтому наша организация работает над созданием горячей линии, на которую могли бы обращаться те, кто ищет близких. Планируем работать без выходных.

— К нам приходит человек, у которого кто-то исчез — неважно, гражданский или военный. Мы берем у него заявление, все документы, подтверждающие родство. И направляем запросы — по Украине, в “ЛНР”, “ДНР”, Крым, РФ.

— Юристы ХПГ обращаются везде, да? Это принципиальная позиция?

— Да, мы ищем везде: в Крыму, в “ЛНР”, в “ДНР”, в РФ. Около пятидесяти запросов — это стандартное количество на одного человека. Из этих запросов по Украине всего около десяти. Мы обязательно пишем заявления в следственный комитет РФ, в прокуратуру — и гражданскую, и военную, в федеральную службу исполнения наказаний, уполномоченному по правам человека, в минобороны, в российский Красный Крест. И пишем в такие же органы в квазигосударственных образованиях на оккупированной территории. Мы постоянно и напрямую направляем запросы. Причем не раз, чтобы держать ситуацию на контроле. Бывают ситуации, когда по одному и тому же человеку россияне присылают разные ответы: сначала говорят: “у нас такого нет”. Потом — “есть”. Потом — “нет”. Один и тот же орган.

Кроме того, мы обращаемся в Рабочую группу ООН по произвольным задержаниям ООН. Если со дня, когда нам стало известно об исчезновении, прошло не больше трех месяцев, начинает работать ускоренный механизм: дело рассматривается в течение полугода. В противном случае — год. Здесь важный момент: мы отсчитываем три месяца не от фактического исчезновения, а со дня, когда о нем стало известно. Если у нас есть хотя бы малейшее подтверждение, что к человеку, которого мы ищем, применяли пытки, то мы обращаемся в Комитет по правам человека ООН.

— Откуда мы можем узнать, что человека пытали, если он исчез?

— От людей, которых держали вместе с пропавшим где-то в застенках на оккупированной территории, а затем отпустили. Или от вернувшихся из России по обмену. Мы всегда ищем свидетелей.

— Хорошо, в ООН узнали о пропавшем. Что они могут сделать?

— Когда рабочая группа ООН получает заявление о пропавшем без вести, она обращается с запросами и к заявителям (т.е. нам), и к российским органам власти. Начинается коммуникация. Россия отвечает. Недавно они прислали ответ на полторы страницы! Кстати, в своих ответах на запросы РФ обвиняет нас в “желании наживы и русофобской политике”. Ведь подающие обращение о без вести пропавших имеют право на компенсацию со стороны России, как только установлен факт нарушения гуманитарного права. Например, гражданских они вообще не имели права задерживать…

Мандат Рабочей группы ООН состоит в помощи родным пропавшего человека, в установлении его судьбы и местопребывании. Должно быть известно точное место, где держат человека. Когда мы получаем ответ о том, что человек просто находится где-то на территории РФ, а такое бывает довольно часто, это нарушение международного гуманитарного права. Мы должны знать, где сейчас держат человека, в какой конкретно колонии или другом учреждении. После наших обращений за дело принимаются представители международного комитета Красного Креста. Они могут зайти в колонию, через них пленные передают письма, они могут позвонить по телефону. Если с человеком уже контактировали представители международной организации, если вообще о нем приходит из России информация о его местонахождении — это уже повышает шансы, что человек выживет.

— То есть, каждого человека нужно искать как можно активнее?

— Моя позиция — да. Возвращающиеся из плена сами говорят, что нужно писать во все инстанции и искать. Я раньше по ночам не спала, боялась, что этими запросами ко всем международным и российским органам могу навредить этим людям, которых после этого будут избивать или что-то еще. Теперь я вижу, что это нужно делать.

— А стоит ли родным пропавших обращаться к медиа, предавать поиски огласке?

Если речь идет о военных, точно не стоит. Наши военные в плену могут не называть своего звания, например. Могут выдавать себя за кого-нибудь другого. А если выставить его или ее фото со всеми данными, то этого человека наверняка накажут. Но когда речь идет о гражданских, огласка необходима. Следует понимать, что украинских гражданских по международному праву в российском плену вообще не должно быть.

— Итак, если пропал близкий человек, что делать?

— Обращаться к нам. Алгоритм действий зависит от многих факторов. Военный человек пропал или гражданский? Когда пропал, при каких обстоятельствах? На любой из наших мессенджеров необходимо прислать фото пропавшего человека, его документы и документы обращающегося родственника. Для военных нужно предоставить справки из воинской части. Если уже есть, то можно передать выписку из реестра пропавших без вести. Если семья уже обращалась в какие-то инстанции, следует принести полученные ответы. Обычно родные сами ищут какую-то информацию о пропавшем в интернете, это также необходимо передать нашим юристам. Как и фамилии и контакты свидетелей того, как человека угнали или забрали в плен.

— Юристы ХПГ тоже ищут информацию о пропавших без вести в российском сегменте интернета?

— Сейчас у нас есть человек, специально этим занимающийся. Раньше сами искали, родственников подключали. В телеграмме тысячи пабликов. “Опознай хохла по чубу”, например... Такого много. Находили. Рассматривались фотографии пленных, которые россияне выставляют. Это очень тяжело.

— Имеют ли право семьи пропавших без вести лиц на получение льгот от государства?

— Да, но для этого нужно собрать определенный пакет документов. Наши юристы готовы помочь родственникам заключенных и пропавших без вести, получить причитающиеся им выплаты от государства. Кроме того, ХПГ предоставляет таким семьям денежную и социально-правовую помощь, консультации по любым юридическим вопросам.

— Есть ли позитивные истории у ХПГ — в которых пропавших без вести удалось найти и вернуть?

— Да, в прошлом году было несколько таких случаев. Военные были возвращены. Но военного легче вернуть из плена, чем гражданского. Есть механизм. К сожалению, нет такого механизма для гражданских лиц.

— По опыту ХПГ, тех, кто пропал без вести, чаще находят мертвыми или в плену?

— Определенно большинство из них — пленные. И в целом, я считаю: пока нет тела или экспертизы, нужно искать. Сейчас война: много путаницы — как с нашей стороны, так и с российской. И даже такое случается, что находят тело, родственники его хоронят, а затем оказывается, что человек живой в плену. Это было в нашей практике неоднократно.