“Страшно было, что покалечат”, — жительница села Мощун на пороге разрушенного дома

У Светланы Головатой из Мощуна дом разрушен до основания. Кровати, шкафы, вся мебель из дерева, даже телевизор — все сгорело. Женщина говорит, у нее такое ощущение, будто в доме ничего не было.
Алексей Сидоренко26 апреля 2023UA DE EN ES FR IT RU

Світлана Головата Svitlana Golovata Светлана Головатая

Светлана Головатая

Меня зовут Головатая Светлана Ивановна. Проживаю в селе Мощун, на улице Лесной. До войны я работала в магазине “Фора”. Сейчас, конечно же, никто не работает. “Фора” наша разгромлена, поэтому, пока сидим дома.

Вы могли представить, что будет полномасштабная война?

Нет! Не могла. На всякий случай собрала документы, но они в принципе всегда собраны в один пакет. Больше никто ничего не собирал. Никаких вещей, потому что просто не верили. Двадцать четвертого мы спокойно пошли на работу. В три часа нам сказали закрываться. Муж приехал и забрал меня. Но двадцать пятого я снова поехала на работу. Я сказала, что нам надо кормить людей. Но “Фору” так и не открыли. Мы едва унесли оттуда ноги, если можно так сказать. Потому что уже начались бомбардировки. Начали бомбить мост и после этого мы, конечно же, сидели дома.

Расскажите про первый день российского вторжения, как все происходило?

В первый день я была на работе. Муж мне звонил постоянно и рассказывал про вертолеты, которые пролетали рядом. Потом мы увидели, что разбомбили аэродром в Гостомеле. Самолеты, вертолеты — мы видели все это. У нас еще не было прилетов. Бомбили Гостомель.

Вы бежать не думали?

Нет! Думали, что как-то пройдут или отступят. Мы не планировали вообще выезжать. Я второго числа тоже не хотела выезжать. У нас бабушка старенькая и сын, только поэтому выехала. Я сначала была противником отъезда.

Что вынудило выехать?

Вынудило, что человек пожилого возраста, я за нее переживала. И если честно, когда уже были сильные бомбардировки, страшно было, что покалечат, а не убьют. Вот что делать, если покалечат? Это было страшно.

Где вы прятались во время бомбардировок?

В погребе. Как-то научились различать, в какую сторону летит. Если с нашей стороны, то знали, что пойдут и на нашу сторону, и тогда мы спускались с бабушкой и сыном. Нас четверо тут проживает. Я с мужем, его мама и наш сын.

Расскажите про ваш дом.

Дом на два выхода. Где-то сто двадцать квадратных метров. У нас было две комнаты, кухня, ванна, коридор. Во второй половине жил сын. У него тоже было две комнаты, кухня и большой коридор. Планировали сделать ему второй этаж. Дому, наверно, лет сорок, еще свекор со свекровью его строили. Потом построили нашу часть: отдельный вход для нас с мужем. Мы уже двадцать пять лет живем вместе, и сколько живем — столько строимся. Здесь вот строили гараж, кухню.

Когда было первое разрушение в вашем селе?

Первое разрушение было у нашего соседа в огороде. Это был прилет прямо в его дом, который сразу вспыхнул. Его даже не потушили, хотя были пожарники. Также был прилет в наш дом, но, слава Богу, снаряд не взорвался.  Мы все были в это время дома. Бабушка лежала на кровати, а мы легли на пол в комнате. Я готовила обед и сказала, что в погреб не пойду. Ну и все остались. Бабушка в тот момент спала, ей уже восемьдесят лет. Мы не захотели ее поднимать и решили остаться в комнате. Каким чудом спаслись — не знаю. Если бы снаряд взорвался, то … Все в одной комнате были.

А прилетело куда?

Под дом. Снаряд упал возле газового счетчика, но газовую трубу не разбил. Это было двадцать седьмого числа. Снаряд просто не взорвался и все. Сначала переживали. Ходили мимо, потому что он упал на переноску: у нас не было света, мы присоединились к генератору соседей, чтобы хотя бы телефон заряжать. Генератор не включали, потому что боялись. Снаряд как раз на проводах лежал. Ходили, смотрели на него. Ну, лежит и лежит.

После этого ночевали дома?

Конечно! Я сказала, что в погребе ночевать не буду. Мы спускались туда только днем. Потом каждое утро вставали, выходили во двор и общались. Никто ничего не делал, потому что не знали, чем заняться. Вообще не знали. Жили себе как могли. Я всем обед варила.

Когда решили уехать и почему?

Второго числа я пошла к сестре забирать документы племянницы: она оставила документы, которыми не пользовалась. Ко мне прибежал ее муж и говорит: “Мы выезжаем!” Я говорю: “Как выезжаем? Мы никуда не едем!” А он говорит: “Нет, мы уезжаем, потому что сказали, что надо ехать”. У нас, слава Богу, машина была. Что у нас осталось, так это машина на которой мы выехали. Она стояла заправленная.

Сначала поехали в Полтавскую область к моему отцу. Нас ехало пятеро, с нами еще сосед поехал, потому что он остался сам, и у него не было возможности выехать. И мы там впятером в одной комнате два месяца находились.

Если честно, я просто выезжала на пару-тройку дней, не больше. Еще переживала, что морозильная камера не полностью растаяла. Я не планировала ехать надолго. Но потом начались очень сильные боевые действия. Седьмого и восьмого числа волонтеры вывозили последних людей, у которых не было возможности выехать самостоятельно, которые остались в своих погребах. У нас не было связи и невозможно было кому-то позвонить. Мы уже знали, что нельзя возвращаться, потому что идут боевые действия.

Когда вы узнали, что ваш дом уничтожен?

Мне сказал парень, который у нас жил. Он как-то умудрялся приходить к нам. Сказал: “Тетя Светлана, извините, но вашего дома нет”. Он сказал это десятого марта. Дом разрушили восьмого, но он не хотел портить мне праздник. Потому и не сказал вовремя.

Когда вы решили вернуться?

Мы ждали до девятого апреля. Вернуться хотели намного раньше, но ждали. Десятого мы приехали. Все кто заезжал раньше, фотографировали и отправляли нам фото нашего дома. Поэтому, мы уже были готовы. Дом разрушен до основания. Такое ощущение, что в этом доме не было ни ремонта, ни мебели. Все сгорело. Единственное, что осталось — холодильник, посудомойка, бойлер.

Кровати, шкафы, вся мебель из дерева, даже телевизор — все сгорело. Такое ощущение, что здесь ничего не было. Летняя кухня и гараж сгорели полностью.

Когда мы ехали, надеялись, что летняя кухня цела. Там полностью ремонт был, можно было заселяться и жить. И моя парикмахерская, которую я не запустила. Думали сделать две общие комнаты. Мы так и планируем сейчас сделать, если дадут помощь. Потому что собственными силами это просто нереально: сейчас все без работы. Моя “Фора” сейчас не планирует запускаться. У мужа тоже нет работы. Как-то так.

Заходили ли в ваше село оккупанты?

Скорее всего, они жили тут. Они заходили к мужчине, который остался в доме. Думаю, они прятались в подвалах разрушенных домов. Вот в нашем подвале почему-то никого не было. У нас все цело в погребе: картошка, консервация. Может потому, что рядом еще дома есть. А дальше, на пятачке, там где разрушенные дома, нам показывали воду и продукты, которые стояли в подвале. Заметно, что кто-то жил или прятался, и это были не наши.

Где вы сейчас живете?

Сейчас живем у сестры. Она за границей на заработках. Я в ее доме в Мощуне рядом. Племянница уехала в Ивано-Франковск и осталась там работать: снимает себе квартиру. Нас три сестры. Завтра приедет еще одна сестра, у которой тоже полностью разрушен дом. Поэтому, будем жить вместе. У нас хотя бы что-то стоит, а у них вообще ничего нет.

Что планируете делать дальше?

Отстраиваться. Сначала отстроим летнюю кухню с гаражом. Заселимся туда. Все родные, конечно же, но все равно хочется жить отдельно в своем дворе. А значит, будет отстраиваться.

Изменилось ли ваше отношение к россиянам?

Очень сильно! Во-первых, потому что война. Во-вторых, я не понимаю, то ли они реально зомбированные люди, то ли не понимают, что у нас происходит. Не понимают, не поддерживают нас. Очень плохое отношение к россиянам сейчас. Ни видеть, ни слышать, ничего не хочется!

Поделиться