“Зачем запустили 8 ракет в садик?”  — ахтырчанка рассказывает о смерти сына

Сын Любови и Василия Максимчук погиб, когда помогал обустраивать бомбоубежище в детском саду. Из-за непрекращающихся обстрелов они смогли похоронить его только спустя три дня.
Денис Волоха12 марта 2023UA DE EN ES FR IT RU

Сын Любови и Василия Максимчук погиб, когда помогал обустраивать бомбоубежище в детском саду. Из-за непрекращающихся обстрелов они смогли похоронить его только спустя три дня. Двое несовершеннолетних сыновей Максима остались сиротами. О событиях 25 февраля в Ахтырке Любовь Максимчук рассказывает ровно спустя восемь месяцев, едва сдерживая слезы.


25 февраля бомбили Ахтырку. Особенно воинскую часть в Дачном микрорайоне. Разбомбили садик неподалеку, где находились гражданские. Сегодня восемь месяцев, как там убили нашего сына. За что? Мы жили, ничего не знали, сын на работу ходил. Теперь его сыновья остались сиротами. Нет слов описать горе, которое нам русские принесли.

А что, собственно, случилось? Как именно погиб ваш сын?

Они бомбили воинскую часть и окрестности. Возможно, специально на детский садик сбросили восемь ракет. Возможно, наводка была. Не знаю. Я понимаю, воинская часть: там военные были. А садик — это же мирные люди. Там прятались дети. Моего сына позвали, чтобы он перетащил из садика стулья в бомбоубежище, чтобы дети могли сидеть. А они разбомбили все. По городу самолеты летали, наш дом разбомбили.

Вашего сына поранило, когда он спускал стулья?

Да. Они несли стулья для детей, ракета прилетела, его поранило. Осколок попал в бедренную артерию. Мой сын Максим и Наташа — охранница, которая открывала это бомбоубежище, сразу на месте погибли, а двое потом в больнице умерли. Там еще раненые были: тоже мужчины, которые носили стулья в бомбоубежище. Они получили ранения, а тех, кто был с краю — убило. Вот так.

Вы потом поехали в больницу искать вашего сына?

Мы не могли поехать, потому что были обстрелы.

Василь та Любов Максимчуки на фоні зруйнованої Охтирської міськради, 8 місяців після загибелі їхнього сина. © Денис Волоха Василий и Любовь Максимчук на фоне разрушенного Ахтырского горсовета, 8 месяцев после смерти их сына. © Денис Волоха

Василий и Любовь Максимчук на фоне разрушенного Ахтырского горсовета, 8 месяцев после смерти их сына. © Денис Волоха

Но в конце концов вы смогли туда поехать?

Нет, младший сын на свой страх и риск побежал. Прибежал в садик, а Максима уже Скорая помощь забрала в больницу. Он брата застал в морге. В тот же день, спустя 2 часа. Обстрелы не прекращались: постреляют, двадцать минут отдохнут и снова стреляют. Поэтому, мы не могли сразу забрать его из морга и похоронили только на третий день.

А какая ситуация была в морге? Там было много людей?

В морге было очень много людей, особенно из воинской части. Отец привез сына без головы. Только по татуировке опознал. Очень много было военных: расстрелянных, сожженных, обгоревших. Сказали, будут ДНК брать для опознания. Но я же говорю: это — воины. А гражданские? Зачем по садику ракеты выпускали?

Как далеко садик находился от воинской части?

Примерно в пятистах метрах от воинской части.

И ракеты продолжали прилетать в этот район на протяжении недели?

Да, мы из погреба не вылезали. Каждый день обстреливали, самолеты летали. Это было невыносимо.

Мікрорайон “Дачний” в Охтирці. © Денис Волоха Микрорайон “Дачный” в Ахтырке. © Денис Волоха

Микрорайон “Дачный” в Ахтырке. © Денис Волоха

Но они ведь разбомбили воинскую часть, я так понимаю, в первый день?

Нет, они бомбили ее три дня! Там уже живого места не было, все разрушили. Воинская часть хорошая была, большая, а они все разбомбили. Военных накрыло плитами. Детей наших. Все они наши дети: хоть 20, хоть 40 лет.

Сколько лет вашему сыну было?

Сорок один год. Он работал в НГДУ “Ахтырканефтегаз” помбуром [помощником бурильщика]. Сначала работал поваром, а потом помбуром. Отношение к нему было очень хорошее. Он у нас золотой был. Такого сына, как у нас, всем матерям в сыновья. Мы не можем поверить, что его уже нет.

А дети у него были?

У него от первого брака сын четырнадцати лет, Артурчик. А Юрчику 8 лет. Тот, что от первого брака, уехал с матерью в Германию. Звонит, говорит: “Папочка”. А дед отвечает: “Нет папочки”. “Как нет папочки? Мы же с ним вчера в лесу прятались”. “Вот так, погиб”. Так что дети остались сиротами.

А ваш дом — как вы сейчас живете в нем?

Мы живем, ремонтируем его, окна поставили. Все за свои деньги. А что делать? Зима идет. Холодно.

Что вы сейчас чувствуете по отношению к русским? Как вы объясняете это?

Будівля музею в Охтирці. © Денис Волоха Здание музея в Ахтырке. © Денис Волоха

Здание музея в Ахтырке. © Денис Волоха

Да что. У меня в России родственники, но мы не общаемся. Они же говорят, что это мы бомбим. Сестра одна в Брянске, она за нас, за Украину. В Питере мой одноклассник из села, через дорогу жили, в школу ходили, а он говорит: “Ну что, много у вас вдовушек?” Муж сказал: “Все, мы с ними больше не общаемся”. Конечно, здесь много вдовушек. Наташа, наша невестка, вдовушка. Что ей теперь делать, с сыночком? На работу не выйдешь, потому что надо и ребенка в школу, и всем остальным заниматься. И за какие деньги им теперь жить?

Как сейчас живется в Ахтырке? Относительно спокойно?

Относительно спокойно, но сирены воют. Магазины и все остальное закрывается, когда начинает сирена работать. Ну а так — ничего, вроде. Но много взрывов поблизости. У нас тут Великая Писаревка на границе, нам хорошо слышно. Мы очень переживаем, нервничаем.

Поделиться